We’re not fuckin’ important! We’re just a crap idea!
Тысячу лет ничего не писала, а о кино и подавно, но всегда должен быть фильм (или книга, или песня, что угодно), который тебя пнет так сильно, что ты о нем не можешь не говорить.
В общем, посмотрела я Naked Майка Ли, и это какое-то настолько бесшовное, мастерски сделанное кино, что после него хочется некоторое время не смотреть кино вообще. Я тянула три дня, я досматривала мееееедленно, чтоб дольше впитывать. Я концовку мазохистски отмотала назад три раза, просто чтоб она меня еще разок ударила. И еще. Ну и еще, что мелочиться-то.
Во-первых вам наврут. В синопсисе. О том, что фильм про двух озабоченных мужиков. На самом деле там два мужских персонажа и два женских, и озабоченных мужиков там где-то полтора. Во-вторых вам НЕ наврут каннские шелестящие ветви. Насчет того, что это обалденный фильм, и там обалденный Дэвид Тьюлис (в скобочках обычно пишут “ну этот, как его, Ремус из Гарри Поттера”. Знаете что, идитенахрен, Тьюлис и без этого звезда звездовна).
Что происходит на самом деле: Джонни (собственно, Тьюлис), похожий на поросшую мхом ветку, едет из Манчестера в Лондон, встречает там свою бывшую и ее housemate, первой хамит, хотя приехал именно к ней, со второй спит, ничего не понимает. Через некоторое время он уже ходит по дому как ободранное волчьё в зоопарке, и блюет фантастичекими монологами, похожими на смесь семинара по философии, синдрома Туретта и коктейля Молотова. Написано это превосходно, и звучит как музыка. Там есть слова-паразиты, которые абсолютно endearing. “You with me?” Тьюлис на это дело навешивает акцент (“You wif meh?”), дичайший темп речи, и ту самую physicality, которая определяет хорошего актера. Это персонаж, который постоянно врет и загораживается словами (серьезно, там пулеметные очереди), но постоянно выдает себя микромимикой и еле-заметными сменами поз. А потом обрушивается, когда никто не видит.
Ну и, собственно, вот эта замшелая ветка уходит в ночь и идет бродить по Лондону (в какой-то момент беспардонно показывает людям томик “Одиссеи”, i c what u did thar), встречает там парочку гопников, одинокого охранника, неразговорчивых женщин, серьезного расклейщина объявлений, присасывается к ним как пьявка и льет им в уши свою псевдомудрость. И чем дольше эта мудрость льется, тем больше и страшнее (и больнее) она распахивается в какую-то фрустрацию, одиночество и какой-то один долгий вопль осознанного целенаправленного саморазрушения.
В какой-то момент он начинается биться головой о стену. В какой-то момент он стоит посреди дороги с проезжающими машинами, говорит “Ничего если я просто поору здесь?” и начинает вопить.
Параллельно девушки сидят в баре и просто говорят. Честно. Сидят и размеренно выуживают из себя боль по кусочкам, и каждая другой говорит (спокойно, за пивом и сигаретой) “Господи, какая жесть”.
Все персонажи так или иначе встречаются в одной точке общей боли: кто-то от причиненной другими, потому что был открыт, кто-то – честно вываривший в себе, потому что захлопнут и опечатан. Есть еще, конечно и озабоченный мужик из синопсиса (адская гипермаскулинная хтонища, что-то фантастически мерзкое и страшное), и ему в противовес – идеальная чистенькая я-же-девочка. Обрамляют сломанных протагонистов, которые на их нормальность смотрят со смесью ужаса, презрения и жалости.
Naked еще технически восхитителен, он такой low-key красивый, с отражениями и светом. Такой меткий в своей говорливости и еще более меткий в своем молчании. И невероятно проницательный.
Я вот сейчас сижу и пытаюсь выдумать какой-то результат, сказать о чем кино, а я не знаю о чем оно. Оно есть. Оно живое. Оно не то чтобы о людях… оно и есть люди. Дышит, шутит с надрывом, плачет тихо и молча, мечтает об отдыхе, чтобы просто выспаться и помыться, и, может быть, поесть, а потом снова поднимается и ковыляет куда-то, ковыляет, морщится от боли, а все равно ковыляет. Потому что не знает, как можно по другому.
Занавес.